– Но, ваша светлость, – возразил Ковиньяк, – что будут делать мои люди в крепости, когда там есть уже человек триста?

– Вы очень любопытны.

– О, я расспрашиваю вашу светлость не из любопытства, а из страха.

– Чего вы боитесь?

– Боюсь, что их осудят на бездействие, а это будет очень жаль. У кого ржавеет хорошее оружие, тому нет оправдания.

– Будьте спокойны, капитан, они у нас не заржавеют, через неделю они увидят огонь.

– Так их у меня убьют?

– Очень может быть! Или, может статься, имея особенное средство вербовать солдат, вы тоже имеете средство превращать их в неуязвимых?

– О, дело совсем не в том. Но я желаю, чтобы мне заплатили за них, пока они не убиты.

– Да разве вы не получили десяти тысяч ливров, как сами сознавались мне?

– Да, в задаток. Спросите у господина Лене, он человек аккуратный и, верно, помнит наши условия.

Герцог обернулся к Лене.

– Все это правда, герцог, – сказал правдивый советник. – Мы дали капитану Ковиньяку десять тысяч ливров наличною монетою на первые издержки, но мы обещали ему еще по сто экю за каждого человека сверх этих десяти тысяч.

– В таком случае, – сказал герцог, – мы должны капитану тридцать тысяч.

– Точно так.

– Вам отдадут их.

– Нельзя ли теперь, ваша светлость?

– Никак нельзя.

– Почему же?

– Потому что вы принадлежите к числу наших друзей, а прежде всего надо приманивать чужих. Вы понимаете, угождают только тем людям, которых боятся.

– Превосходное правило, – сказал Ковиньяк, – однако же при всех сделках назначают какой-нибудь срок.

– Хорошо, – отвечал герцог, – назначим неделю.

– Извольте, неделю.

– А если мы не заплатим и через неделю? – спросил Лене.

– В таком случае, – отвечал Ковиньяк, – солдаты опять принадлежат мне.

– Справедливо! – сказал герцог.

– И я делаю с ними, что хочу.

– Разумеется, ведь они ваши.

– Однако же... – начал Лене.

– Все равно, – сказал герцог советнику, – ведь они будут заперты в Вере.

– Все-таки я не люблю таких покупок, – отвечал Лене, покачивая головою.

– Однако же такие сделки очень обыкновенны в Нормандии, – заметил Ковиньяк, – они называются продажею с правом выкупа.

– Так дело кончено? – спросил герцог.

– Совершенно.

– А когда отправятся ваши люди?

– Сейчас, если прикажете.

– Приказываю!

Капитан вышел на улицу, сказал два слова на ухо Фергюзону, и рота в сопровождении любопытных, привлеченных ее странным видом, отправилась к порту, где ждали ее три барки, на которых ей следовало подняться по Дордони к Веру. Между тем начальник ее, верный своим мыслям о независимости, с любовью смотрел на удаление своих солдат.

Виконтесса молилась и рыдала в своей комнате.

«Боже мой, – думала она, – я не могла спасти его чести вполне, так спасу, сколько можно. Не надобно, чтоб он был побежден силою. Я его знаю: если сила победит его, он умрет, защищаясь. Надобно победить его изменой. Тогда он узнает все, что я для него сделала и с какою целью сделала, и, верно, после поражения будет благодарить меня».

Успокоенная этою надеждою, она написала записку, спрятала ее на груди и пошла к принцессе, которая прислала за ней, собираясь развозить пособия раненым и утешения и деньги вдовам и сиротам.

Принцесса собрала всех, кто ходил в экспедицию, от своего имени и от имени герцога Энгиенского расхвалила их подвиги и доблести. Долго разговаривала с Равальи, который со своей перевязанной рукой клялся, что готов идти опять на приступ хоть завтра. Положила руку на плечо советника Эспанье, уверяя его, что он и храбрые жители Бордо – твердейшие опоры ее партии. Словом, так разгорячила воображение всех этих людей, что самые убитые поражением захотели мщения и решились идти на Сен-Жорж в ту же минуту.

– Нет, не теперь, – сказала принцесса. – Отдохните эту ночь и этот день, и послезавтра вы будете в Сен-Жорже уже навсегда.

Это обещание, произнесенное твердым голосом, было встречено восклицаниями воинственного пыла. Каждое восклицание глубоко ударяло в сердце виконтессы: они казались ей кинжалами, грозившими смертью ее возлюбленному.

– Видишь, что я им обещала, – сказала принцесса Кларе, – ты должна расквитать меня с этими добрыми людьми.

– Будьте спокойны, ваше высочество, – отвечала виконтесса, – я сдержу слово.

В тот же вечер ее посланный поспешно отправился на остров Сен-Жорж.

VIII

На другой день, когда Каноль обходил крепость утренним дозором, Вибрак подошел к нему и подал ему письмо и ключ, отданные каким-то неизвестным человеком во время ночи. Незнакомец оставил их у дежурного лейтенанта, сказав, что ответа не нужно.

Каноль вздрогнул, увидав почерк виконтессы, и распечатал письмо с трепетом.

Вот его содержание:

«В последнем письме моем я извещала вас о нападении на Сен-Жорж, в этом извещаю вас, что завтра Сен-Жорж будет взят. Как человек, как офицер короля, вы рискуете только тем, что вас возьмут в плен. Но госпожа Лартиг совсем в другом положении, ее так сильно ненавидят, что я не отвечаю за ее жизнь, если она попадет в руки жителей Бордо. Уговорите же ее бежать, я доставлю вам к этому средства.

За изголовьем вашей кровати, под занавескою с гербом фамилии Канб, которой прежде принадлежал остров Сен-Жорж, подаренный покойным мужем моим королю, вы найдете дверь: вот ключ от нее. Это подземный ход, он ведет к замку Канб. Нанона Лартиг может бежать через это подземелье, и... если вы ее любите... спасайтесь с нею.

За ее жизнь я отвечаю вам моею честью.

Прощайте! Мы квиты. Виконтесса де Канб».

Каноль прочел и потом еще раз перечитал письмо. Он дрожал и бледнел во время чтения: он чувствовал, сам не постигая этой тайны, что странная сила овладела и располагала им. Подземелье, предназначенное для спасения Наноны, не может ли предать остров Сен-Жорж в руки врагов, если известна тайна существования этого подземного хода? Вибрак следил за выражением лица коменданта.

– Плохие вести, комендант? – сказал он.

– Да, кажется, на нас опять нападут в следующую ночь.

– Какие упрямцы! – воскликнул Вибрак. – Я думал, что они сочтут себя довольно побитыми и что мы избавимся от них по крайней мере на неделю.

– Считаю бесполезным, – сказал Каноль, – рекомендовать вам строжайшую бдительность.

– Будьте спокойны, господин комендант. Они, верно, постараются напасть на нас врасплох, как было в первый раз?

– Не знаю, но приготовимся ко всему и примем те же меры осторожности, как и прежде. Обойдите и осмотрите крепость вместо меня, я ворочусь домой, мне нужно отправить несколько приказаний.

Вибрак кивнул головою и пошел с тою военною беспечностью, с которою встречают опасность люди, попадающие в нее на каждом шагу.

Каноль воротился в свою комнату, всячески стараясь, чтобы Нанона не видала его, и, убедившись, что он один в комнате, заперся на ключ.

За изголовьем его кровати оказался герб фамилии де Канб, окруженный золотою лентою.

Каноль оторвал ленту и под нею увидел разрез двери.

Дверь эта отперлась ключом, который виконтесса прислала барону вместе со своим письмом: перед Канолем открылось отверстие подземелья, которое, очевидно, шло по направлению к замку Канб.

Каноль с минуту оставался на одном месте, крупный пот выступил на лице его. Этот таинственный ход, может быть, не единственный в крепости, пугал барона!

Он зажег свечу и хотел осмотреть его.

Он сначала спустился по двадцати ступенькам, потом по легкому скату пошел под землею.

Скоро он услыхал глухой гул, который сначала испугал его, потому что он не знал, откуда он происходит, но, пройдя далее, барон догадался, что над его головою течет и шумит река.

В нескольких местах свода были трещины, через которые, вероятно, текла вода, но их заметили вовремя и тотчас замазали цементом, который скоро стал тверже камня.

Почти десять минут Каноль слышал над головою шум воды. Мало-помалу шум утих и казался шепотом. Наконец не стало слышно и шепота, и в безмолвии, пройдя шагов пятьдесят, Каноль дошел до лестницы, совершенно похожей на прежнюю. За последнею ступенькою находилась массивная дверь, которую не выломали бы и десять человек, на случай пожара она была плотно окована железом.