– Благодарю, Каноль! – закричал он. – Я заплачу тебе за это!

Но, несмотря на свою храбрость, молодой полковник принужден был остановиться, шпага выпала у него из рук. Прибежал Ремонанк и поддержал его.

– Хочешь, приди ко мне, тебе здесь перевяжут рану? – спросил Каноль. – Мой хирург ничем не хуже моего повара.

– Нет, я ворочусь в Бордо, но жди меня с минуты на минуту, потому что я непременно ворочусь, обещаю тебе. Только получше выберу время.

– Назад! Назад! – закричал Ремонанк. – С той стороны отступают. До свидания, Каноль, вы выиграли первую партию.

Ремонанк говорил правду: крепостная артиллерия нанесла значительный урон отряду Ларошфуко, который потерял человек сто. Морской отряд почти столько же. Самую большую потерю понес Навайльский полк, потому что для поддержания чести мундира он шел впереди городской милиции советника Эспанье.

Каноль поднял пистолет.

– Прекратить огонь! – закричал он. – Пусть их отступают спокойно. Нам нельзя терять патронов.

Действительно, выстрелы были потеряны, потому что осаждавшие отступали очень поспешно, оставляя мертвых и унося только раненых. Каноль начал считать свою потерю: у него было шестнадцать раненых и четверо убитых. Сам он не был даже оцарапан.

– Вот, – говорил он через четверть часа, принимая нежные ласки Наноны, – вот, меня заставили заслужить патент коменданта! Какая нелепая резня! Я убил у них человек полтораста и раздробил руку лучшему из друзей моих, чтобы его не убили.

– Правда, – отвечала Нанона, – но ты цел и невредим.

– Верно, ты принесла мне счастье, Нанона. Но надобно бояться второго приступа! Жители Бордо чрезвычайно упрямы, и притом Равальи и Ремонанк обещали мне опять явиться сюда.

– Ну что же? Тот же человек командует крепостью, те же солдаты защищают ее. Пусть они придут, во второй раз их примут еще лучше, чем в первый. Не так ли? Вы успеете еще более усилить средства защиты?

– Душа моя, – отвечал Каноль вполголоса, – крепость узнаешь хорошо, только когда защищаешь ее. Моя очень плоха, и если бы я был герцог Ларошфуко, так взял бы ее завтра. Кстати, лейтенант не будет завтракать с нами.

– Почему?

– Ядро разорвало его пополам.

VI

Возвращение осаждавших в Бордо представляло печальную картину. Горожане отправились в поход с торжеством, надеясь на свою многочисленность и на искусство своих предводителей, они нимало на беспокоились насчет успеха, предаваясь надежде, которая заменяет все человеку в опасности.

В самом деле, кто из осаждавших в молодости своей не гулял по рощам и лугам острова Сен-Жорж, один или с милой подругой? Кто из жителей Бордо не управлял веслом, рыболовными сетями или охотничьим ружьем в тех местах, куда он отправлялся теперь солдатом?

Зато этим людям неудача показалась вдвойне обидною. Местность стыдила их столько же, сколько и враги. Они воротились домой, повесив головы, и терпеливо слушали восклицания и стоны женщин, которые, по примеру краснокожих индианок, считали отсутствующих воинов и беспрерывно узнавали о новых потерях.

Общий ропот наполнил город печалью и смущением. Воины рассказывали в домах своих про неудачу, каждый по-своему. Начальники отправились к принцессе, которая жила, как мы уже сказали, у президента.

Принцесса, сидя у окна, ждала возвращения экспедиции. Она происходила из воинственного семейства, была супругою одного из величайших полководцев в мире, воспитывалась в презрении к ржавому оружию и смешному плюмажу статских. Поэтому она предавалась невольному беспокойству, думая, что не военные люди, ее партизаны, идут на бой с армиею истинных солдат. Но три обстоятельства успокаивали: первое, что герцог де Ларошфуко командовал экспедициею; второе, что Навайльский полк шел впереди; и третье, что имя Конде красовалось на знаменах.

Но по очень понятной противоположности все надежды принцессы порождали отчаяние в виконтессе де Канб, и все, что могло привести принцессу в отчаяние, доставило бы виконтессе радость.

Первым явился герцог де Ларошфуко, весь в пыли и в крови. Рукав его черного кафтана был разорван, а сорочка облита кровью.

– Правду ли сказали мне? – спросила принцесса, бросаясь к нему навстречу.

– А что сказывали вам? – спросил Ларошфуко хладнокровно.

– Говорят, что осада не удалась?

– Так вам сказали мало, мы просто разбиты.

– Разбиты! – воскликнула принцесса, побледнев. – Разбиты! Но это невозможно.

– Разбиты, – повторила виконтесса, – разбиты Канолем!

– Но как же это случилось? – спросила принцесса с гордостью, показавшею ее негодование.

– Это случилось, как случаются все неудачи в игре, в любви, на войне. Мы попали на человека, который хитрее или сильнее нас.

– Так этот барон Каноль очень храбр? – спросила принцесса Конде.

Сердце Клары радостно забилось.

– Да, храбр, как все мы! – отвечал Ларошфуко, пожимая плечами. – Только у него были свежие солдаты, добрые стены, и он ждал нас, потому что, вероятно, был извещен о нападении нашем, поэтому он легко справился с жителями Бордо. Ага, ваше высочество, какие это жалкие воины! Они обратились в бегство при втором залпе!

– А навайльцы? – спросила Клара, забывая, что вопрос ее очень неосторожен.

– Вся разница, – отвечал Ларошфуко, – между навайльцами и горожанами состоит в том, что горожане побежали, а навайльцы отступили.

– Теперь нам остается только потерять Вер!

– Это очень возможно, – проговорил Ларошфуко с удивительным хладнокровием.

– Разбиты! – вскричала принцесса, топнув ногою. – Разбиты какою-то дрянью под предводительством какого-то Каноля! Каноль! Какое смешное имя!

Клара покраснела до ушей.

– Имя это кажется вашему высочеству смешным, – сказал герцог, – а кардиналу Мазарини оно кажется чудесным. И я почти смею сказать, – прибавил герцог, быстро и проницательно взглянув на Клару, – что не один кардинал так думает. Имена похожи на цветы, – продолжал он, улыбаясь своею желчною улыбкой, – о них спорить не должно.

– Так вы думаете, что и Ришон может быть разбит?

– Почему же нет? Ведь меня тоже разбили! Надобно переждать несчастное время. Война та же игра, когда-нибудь и нам повезет.

– Это, верно, бы не случилось, если бы исполнили мой план, – сказала маркиза де Турвиль.

– Ваша правда, – сказала принцесса. – Никогда не принимают наших предложений, говоря, что мы женщины и ничего не разумеем в военном деле... Мужчины делают по-своему, и за то их бьют.

– Ваше высочество совершенно правы, но это случалось со знаменитейшими полководцами. Павел-Эмилий был разбит при Каннах, Помпей – при Фарсале, а Атилла – в Шалоне. Только Александр Великий да вы, маркиза, не были разбиты никогда. А в чем состоял ваш план, извольте сказать?

– По моему плану, – отвечала маркиза очень сухо, – следовало осадить крепость по всем правилам военной науки. Но не хотели послушать меня и решили напасть на нее врасплох. И что же вышло?

– Отвечайте маркизе, господин Лене, – сказал герцог. – Я не очень силен в стратегии и потому не смею вступать с нею в борьбу.

– Маркиза, – сказал Лене, который до сих пор только улыбался, – вот сколько обстоятельств соединилось против вашего плана. Жители города Бордо не солдаты, а просто горожане, они хотят ужинать дома и спать на супружеской постели. При правильной осаде мы лишили бы их множества удобств, без которых они не могут обойтись. Они осаждали остров Сен-Жорж как любители. Не порицайте их за то, что они сегодня не имели успеха, они опять пойдут в поход и начнут это дело столько раз, сколько вам будет угодно.

– Вы думаете, что они опять начнут? – спросила принцесса Конде.

– О, в этом я уверен, – отвечал Лене, – они так любят свой остров, что не захотят оставить его королю.

– И возьмут его?

– Разумеется, рано или поздно...

– Когда они возьмут Сен-Жорж, я прикажу расстрелять этого дерзкого Каноля, если он не сдастся! – вскричала принцесса.