– Запереть двери! – закричал Ларошфуко. – Барон Каноль, прошу вас остаться. Вы понимаете, надобно объяснить все это непременно.

– Но, герцог, – вскричала виконтесса, – вы не намерены, надеюсь, противиться приказанию принцессы?

– Нет, не намерен, – отвечал герцог, – но думаю, что нужно доложить ей о том, что случилось. Я не скажу вам, что пойду к ней сам; вы можете подумать, что я хочу иметь влияние на мнение ее высочества. Нет, извольте идти сами; лучше, нежели кто-нибудь, вы можете выпросить милость у принцессы.

Лене подал знак Кларе.

– Нет, я с ним не расстанусь! – вскричала виконтесса, схватив Каноля за руку.

– Я пойду к ее высочеству, – сказал Лене. – Пойдемте со мною, капитан, или вы, герцог.

– Пожалуй, я пойду с вами. Господин капитан останется здесь и займется обыском. Может быть, найдется и другой арестант.

Как бы желая обратить особенное внимание на окончание своей фразы, герцог сказал несколько слов на ухо офицеру и вышел вместе с Лене. В ту же минуту толпа, провожавшая герцога де Ларошфуко, вытеснила Каноля и Клару во двор и заперла дверь.

Сцена эта приняла такой важный и мрачный характер, что все присутствующие, бледные и безмолвные, с изумлением смотрели друг на друга и старались по глазам Клары и Каноля увидеть, кто из них более страдает. Каноль понял, что он должен подавать пример твердости. Он серьезен и нежен со своею подругою, которая едва держится на ногах, плачет, не выпускает его руки, прижимает его к себе, улыбается нежно, но страшно и мутными глазами смотрит на толпу, в которой тщетно ищет друга...

Капитан, принявший приказание от Ларошфуко, говорит потихоньку со своими офицерами. Каноль, глаз которого верен и ухо привыкло расслушивать важные слова, Каноль слышит, несмотря на всю осторожность офицера, следующую фразу:

– Надобно же, однако, найти средство удалить эту бедную женщину.

Каноль старается высвободить себя из нежных объятий, но Клара замечает его намерение и всеми силами держится за него.

– Ах, – воскликнула она, – надобно поискать еще, может быть, он найдется! Станем искать... Все станем искать: не может быть, чтобы он сбежал. В таком случае и барон Каноль, верно, бежал бы вместе с ним. Господин капитан, прикажите искать, умоляю вас.

– Уже искали, – отвечал тот, – да и теперь еще ищут. Тюремщик знает, что подвергается смертной казни, если не представит арестанта, поэтому вы понимаете, как усердно он ищет беглеца.

– Боже мой! – прошептала Клара. – И Лене не идет!

– Подожди, Клара, подожди, – сказал Каноль ласковым голосом, как обыкновенно разговаривают с детьми. – Лене только что сейчас расстался с нами, едва ли успел он дойти до принцессы. Дайте ему время, надобно рассказать про эту беду и потом принести нам ответ.

При этих словах он нежно пожал руку Клары. Потом, заметив, что капитан пристально на него смотрит и чем-то недоволен, он спросил:

– Капитан, не угодно ли вам переговорить со мною?

– Да, надобно бы, – отвечал офицер, смущенный присутствием виконтессы.

– Милостивый государь, – вскричала Клара, – ведите нас к принцессе, умоляю вас. Не все ли вам равно? Лучше вести нас к ней, чем оставаться здесь в неизвестности. Принцесса увидит Каноля, увидит меня, я переговорю с ней, и она подтвердит свое слово.

– Но, – сказал офицер, жадно схватившись за мысль виконтессы, – какая счастливая идея пришла вам в голову! Подите к принцессе сами, она, верно, не откажет вам.

– Что скажете вы, барон? – спросила Клара. – Что, будет ли это хорошо? Вы не захотите обманывать меня, скажите, что должна я делать?

– Ступайте, виконтесса, – отвечал Каноль с чрезвычайным усилием.

Виконтесса прошла несколько шагов, потом вернулась к Канолю и вскричала:

– Нет! Нет! Я не расстанусь с ним! – Услышав, что дверь отворяется, она прибавила: – А, слава богу! Вот возвращаются Лене и Ларошфуко.

Действительно, вместе с бесстрастным герцогом де Ларошфуко вошел Лене. Смущение выражалось на лице его, руки его дрожали. При первом взгляде на несчастного советника Каноль понял, что ему нет никакой надежды, что он решительно осужден.

– Ну что? – спросила виконтесса, бросившись навстречу к Лене так сильно, что увлекла с собою Каноля.

– Принцесса не знает, что делать, – пробормотал Лене.

– Не знает, что делать? – вскричала Клара. – Боже! Что это значит?

– Это значит, что она спрашивает вас, – отвечал герцог, – хочет переговорить с вами.

– Правда ли? Так ли, Лене? – спросила Клара, не заботясь, что такой вопрос оскорбил герцога.

– Да, правда.

– А что будет с ним?

– С кем?

– С Канолем?

– Барон Каноль воротится в тюрьму, и вы передадите ему ответ принцессы, – сказал герцог.

– Вы останетесь с ним, Лене? – спросила Клара.

– Виконтесса...

– Останетесь ли с ним? – повторила она.

– Я с ним не расстанусь.

– Поклянитесь.

– Боже мой, – прошептал Лене, глядя на барона, ждавшего решения судьбы своей, и на виконтессу, которую можно было убить одним словом, – уж если он осужден на смерть, то дай мне возможность спасти хоть ее!

– Клянитесь, Лене.

– Клянусь, – сказал он, с усилием прижимая руку ее к трепетавшему сердцу.

– Благодарю вас, милостивый государь, – сказал Каноль потихоньку, – я понимаю вас.

Потом повернулся к виконтессе.

– Ступайте, Клара, вы видите, что я не в опасности: я с господином Лене и герцогом.

– Не отпускайте ее, не поцеловавшись, – сказал Лене.

Холодный пот выступил на лице Каноля, в глазах у него потемнело. Он удержал Клару, которая уже уходила, и, притворяясь, будто хочет сказать ей что-то, прижал ее к груди.

– Просите, но не унижайтесь, – сказал он. – Я хочу жить для вас, но вы должны желать, чтобы я жил, всеми уважаемый.

– Я буду просить так, чтобы спасти тебя, – отвечала она. – Разве ты не муж мой перед Богом?

Каноль, приподнимая голову, так легко коснулся ее шеи, что она даже не почувствовала его поцелуя. Несчастная удалилась, не поцеловав его в последний раз. Однако же у самых ворот она оборотилась, но между ею и арестантом теснилась толпа.

– Друг мой, – сказала она, – где ты? Я уже не могу видеть тебя. Скажи одно слово... еще слово... чтобы я могла унести с собою звуки твоего голоса.

– Ступайте, Клара! – сказал он. – Я жду вас.

– Ступайте, ступайте, виконтесса, – сказал один сострадательный офицер, – чем скорее уйдете, тем скорее воротитесь.

Голос Клары послышался еще в отдалении:

– Лене! Добрый мой Лене! Я вверяюсь вам, вы отвечаете мне за него.

И ворота затворились за нею.

– Наконец-то, и то не без труда, – сказал герцог-философ. – Насилу-то мы от нее освободились!

III

Едва виконтесса ушла, едва голос ее исчез в отдалении и ворота затворились за нею, кружок офицеров стеснился около Каноля, и показались неизвестно откуда две зловещие фигуры. Они подошли к герцогу и униженно ждали его признаний.

Герцог указал им на арестанта.

Потом он подошел к нему и сказал, кланяясь с обыкновенною своею ледяною холодностью:

– Милостивый государь, вы, вероятно, поняли, что по причине бегства вашего товарища на вас падает участь, которая ему готовилась.

– Да, догадываюсь, милостивый государь, – отвечал Каноль, – но в то же время я уверен, что ее высочество принцесса Конде простила меня лично. Я видел, да и вы могли видеть приказ о выпуске меня из тюрьмы в руках виконтессы де Канб.

– Все это правда, милостивый государь, – возразил герцог, – но принцесса не могла предвидеть того, что случилось.

– Так принцесса уничтожит свою подпись?

– Да.

– Принцесса крови не сдержит честного слова!

Герцог оставался бесстрастным.

Каноль посмотрел кругом.

– Что? Уже пора? – спросил он.

– Да.

– А я думал, что подождут возвращения виконтессы де Канб, ей обещали ничего не делать во время ее отсутствия. Стало быть, сегодня никто не держит слова?