– Я Ролан де Ковиньяк, капитан несуществующей еще роты, это правда, но уже достойно представляемой здесь моим поручиком Луи Габриелем Фергюзоном, подпоручиком Жоржем-Гильомом Баррабой, сержантом моим Зефирином Карротелем и этими двумя господами, из которых один у меня ефрейтором, а другой квартирмейстером. Теперь вы знаете нас, милостивый государь, – прибавил Ковиньяк с приятною улыбкою, – и смею надеяться, верно, не чувствуете антипатии к нам.
– Но, милостивый государь, я уж служил королю в городской милиции и очень аккуратно уплачиваю подати, налоги, пошлины и прочее, – отвечал озадаченный путешественник.
– Поэтому-то, – возразил Ковиньяк, – я приглашаю вас на службу не к королю, а к принцам. Вы видите здесь представителя их.
– На службу принцев, врагов короля! – вскричал горожанин, еще более удивленный. – Так зачем же спрашивали вы меня, люблю ли я короля?
– Потому что я не посмел бы беспокоить вас, если бы вы не любили короля, порицали королеву, ругали Мазарини. В таком случае я считал бы вас за брата...
– Но, позвольте, милостивый государь, ведь я не невольник, не пленный!
– Точно так, сударь, но вы солдат, то есть очень легко можете выбраться в капитаны, как я, или в маршалы Франции, как Тюрен.
– Милостивый государь, мне часто приходилось судиться.
– Тем хуже, сударь, тем хуже. Привычка тягаться – самая дурная из всех привычек. У меня никогда не было тяжб, может быть, потому, что я учился и готовился в адвокаты.
– Но тягаясь, я изучил законы Франции.
– А это дело нелегкое. Вы знаете, что между Юстиниановыми пандектами и последним парламентским решением, постановившим по случаю смерти маршала д’Анкра, что иностранец никогда не может быть министром во Франции, существуют восемнадцать тысяч семьсот семьдесят законов, не считая королевских приказаний. Но, впрочем, бывают люди с удивительною памятью, Пико де ла Мирандола говорил на двенадцати языках, когда ему было только восемнадцать лет. А какую пользу извлекли вы из знания законов, милостивый государь?
– Какую? А ту, что на большой дороге не забирают людей без особенного дозволения.
– Оно есть у меня. Посмотрите!
– От принцессы?
– От ее высочества.
И Ковиньяк почтительно поднял шляпу.
– Стало быть, во Франции два короля? – вскричал несчастный путешественник.
– Точно так, сударь. Вот почему я имел честь просить вас предпочесть моего и почитаю обязанностью пригласить вас на его службу.
– Милостивый государь, я принесу жалобу парламенту!
– Парламент – третий король, это правда, и вам, вероятно, придется служить и ему. Наша политика чрезвычайно обширна. Извольте идти, сударь!
– Но я не могу идти с вами, милостивый государь, меня ждут по делам.
– Где?
– В Орлеане.
– Кто ждет?
– Мой прокурор.
– Зачем?
– По денежному делу.
– Первое дело – служба Франции!
– Но разве нельзя обойтись без меня?
– Мы надеялись на вас! Неужели вы измените нам? Но если, как вы изволите говорить, вы отправляетесь в Орлеан по денежному делу...
– Да, точно.
– В какую сумму дело?
– В четыре тысячи ливров.
– Которые вам следует получать?
– Нет, заплатить.
– Вашему прокурору?
– Именно ему.
– За выигранную тяжбу?
– Нет, за проигранную.
– А, это обстоятельство можно принять в уважение... Четыре тысячи ливров! Такую именно сумму вы должны были бы заплатить, если бы принцы согласились взять вместо вас подставного рекрута.
– Вот еще! Да я найду охотника за сто экю!
– Такого рекрута, как вы, который бы ездил на лошаке, как на лошади, как вы, который знал бы восемнадцать тысяч семьсот семьдесят законов! Не может быть! За обыкновенного человека, разумеется, очень довольно и ста экю, но если бы мы довольствовались обыкновенными людьми, так не стоило бы вступать в соперничество с кардиналом Мазарини. Нет, нам нужны люди вашего достоинства, вашего звания, вашего роста. Черт возьми! Зачем вы так мало цените себя! Мне кажется, вы очень стоите четырех тысяч ливров.
– Вижу, к чему вы подбираетесь! – вскричал путешественник. – Вы хотите обокрасть меня с оружием в руках!
– Милостивый государь, вы оскорбляете нас, – возразил Ковиньяк, – и мы с вас живого содрали бы кожу, если бы не боялись повредить доброй славе армии принцев. Нет, милостивый государь, отдайте нам ваши четыре тысячи ливров, но не думайте, чтобы это была взятка, нет, это необходимость.
– Так кто же заплатит моему прокурору?
– Мы.
– А доставите ли мне квитанцию?
– Как следует, по форме.
– Им подписанную?
– Разумеется.
– Ну, это другое дело.
– Видите ли! Что ж, согласны?
– Поневоле согласишься, когда нельзя сделать иначе.
– Теперь дайте мне адрес прокурора и кое-какие необходимые сведения.
– Я сказал, что уплачиваю деньги по судебному приговору.
– Кому?
– Трактирщику Бискарро. Он взыскивал с меня эти деньги как наследство после жены, которая была из нашего Орлеана.
– Осторожнее! – прошептал Фергюзон.
Ковиньяк мигнул, что значило: не бойся, я уже все обдумал.
– Бискарро! – повторил Ковиньяк. – Кажется, гостиница его около Либурна?
– Точно так, между Либурном и Кюбзаком.
– Под вывескою «Золотого Тельца»?
– Да, да, вы знаете его?
– Немножко.
– Мерзавец! Тянет с меня деньги...
– Которых вы ему не должны?
– Должен... Но надеялся не заплатить их.
– Понимаю, это очень неприятно.
– О, уверяю вас, что мне было бы гораздо приятнее видеть эти деньги в ваших руках, чем в его.
– Ну, так вы будете довольны.
– А квитанция?
– Поезжайте с нами, так получите ее.
– Но как вы ее добудете?
– Это уж мое дело.
Поехали к Орлеану, куда и прибыли через два часа. Путешественник привел вербовщиков в гостиницу, которая находилась поближе к прокурору. То была предрянная харчевня под вывескою «Голубка».
– Теперь, – спросил путешественник, – что нам делать? Мне бы очень не хотелось выдавать моих четырех тысяч прежде получения расписки.
– Пожалуй, извольте. Знаете ли вы руку прокурора?
– Как не знать!
– Если мы принесем расписку от него, вы без затруднения отдадите нам деньги?
– Тотчас отдам! Но без денег мой прокурор не даст расписки. Я его знаю.
– Я заплачу ему эту сумму, – сказал Ковиньяк.
И в ту же минуту вынул из мешка четыре тысячи ливров, две тысячи луидорами и две тысячи полупистолями, и разложил их кучками перед глазами удивленного горожанина.
– Как зовут вашего прокурора? – спросил он.
– Рабоден.
– Возьмите перо и пишите.
Горожанин взял перо.
«Господин Рабоден!
Посылаю вам четыре тысячи ливров, которые по приговору суда обязан я заплатить трактирщику Бискарро, и думаю, что он намерен употребить их на дурное дело. Сделайте одолжение, снабдите сего посланного надлежащею форменною квитанциею».
– А потом? – спросил путешественник.
– Поставьте число и подпишите.
Тот подписал.
– Ну, Фергюзон, – сказал Ковиньяк, – возьми это письмо и деньги, переоденься мельником и ступай поскорей к прокурору.
– Зачем?
– Отдай ему деньги и возьми с него расписку.
– Только-то?
– Да.
– Я что-то не понимаю.
– Тем лучше. Ты исправнее исполнишь поручение.
Фергюзон питал безграничное доверие к своему капитану и без возражений пошел к дверям.
– Дайте нам вина, самого лучшего, – сказал Ковиньяк, – нашему новому товарищу, верно, хочется выпить.
Фергюзон поклонился и вышел. Через полчаса он воротился и застал капитана и путешественника за столом. Оба они потягивали знаменитое орлеанское винцо, которое услаждало гасконский вкус Генриха IV.
– Что? – спросил Ковиньяк.
– Вот квитанция.
– Так ли?
И Ковиньяк передал путешественнику гербовую бумагу.
– Именно то!
– Квитанция писана по форме?
– Совершенно.
– Так вы можете, основываясь на этой квитанции, отдать мне ваши деньги.